Маяковский, Летов, Хаски: в чем феномен русского рэпа?
В отличии от лиры русского рока, которая исследуется филологами четверть века, танец в РФ только не так давно стал субъектом серьезных академических исследований. Энтузиазм к российскому рэпу — вернее, к той его части, которая показана исполнителями, уделяющими огромное внимание словам, — в научной среде есть, и это недаром.
Вообще русский танец — явление очень разнородное, показанное огромным количеством исполнителей, которые с лироэпической точки зрения весьма неравнозначны и неравноценны.
Мастерством писать на самом деле интересные и оригинальные слова владеет очень незначительная их часть, но как раз по подобным творениям можно осуждать, на какие писательские традиции полагаются современные рэп-авторы.
Если говорить о вероятных лироэпических корнях русского рэпа, то первая и наиболее тривиальная параллель — это лира Владимира Маяковского.
В творчестве современных рэп-исполнителей находится очень много пунктов соприкосновения со стихами Маяковского, время от времени внезапных, а время от времени и вполне внешних.
Прежде всего рэп-поэзии родственна лироэпическая техника создателя «Облака в штанах» — отход от серьезной, традиционной силлаботоники с постоянным чередованием результативных и безударных слогов в сторону тоники, акцентного стиха.
Маяковский в русской лироэпической традиции является если не основателем (сама тоническая система стихосложения, разумеется, существенно старше поэта-новатора), то, без приукрашивания, ярчайшей вспышкой тонического стихосложения.
Иная важная точка соприкосновения — это риторическая революция Маяковского в сфере лироэпического языка. Поэтика Владимира Владимировича создается на регулярном усилии, колебании между стилевыми пластами языка, между «красотой» и «уродством» — высоким и невысоким, поэтичным и нецензурным, лирическим и ругательным.
Схожий авангардистскому эстетичный вызов, «пощечину публичному вкусу» мы без проблем обнаружим у «литературоцентричных» русских рэперов — к примеру, у Хаски, Популярности КПСС, групп «Макулатура», «Ночные грузчики», «25/17» и ряда прочих.
Достаточно нежданно с творчеством русских рэперов перекрикивается лира второго «культового» создателя ХХ века — Иосифа Бродского.
Он также довольно часто уходит от силлаботоники (впрочем, разумеется, не так, как Маяковский), насколько бы «расшатывает» стишок изнутри, любит внутристиховой перенос (анжамбеман), трудно и нестандартно создаст рифму, прозаизирует лироэпическую форму — как раз эти способы мы периодически считаем у наиболее любопытных в плане лиры русских рэперов.
На многих в особенности любопытных с писательской точки зрения отечественных рэп-исполнителей сильное влияние проявила русская рок-культура 1980-90-х годов, в особенности Егор Летов — наверное, один из главных источников цитирования в российском рэпе. Определенные преднамеренно и поочередно питают собственные слова писательскими аллюзиями, собрав которые можно сконструировать их круг чтения, понять, какой прозой и лирой они занимаются.
Однако, наверное, наиболее значительный момент, выделяющий глубокое родство рэпа и литературы, прячется в самой музыкальной фигуре этого жанра: рэп-исполнители не напевают, а разбирают.
А это и есть изначальная, идеальная форма существования лиры — ее звучание из уст создателя или чтеца. Танец также должен звучать, и чем богаче и увлекательнее в нем смешивается текстовое содержание с эксклюзивной читкой (а она не всегда должна быть виртуозно трудной — время от времени, наоборот, рэперы разбирают преднамеренно просто, неаккуратно, даже скучновато, достигая этим самым производительного эстетического результата), тем он значимее с писательской точки зрения. И тут у рэпа находится еще один внезапный писательский «родственник» — такая опытная лироэпическая форма, как саунд-поэзия.
Как ни невероятно, однако феномен русского рэпа заключается в… самом существовании понятия «русский рэп» — как, тем не менее, и «русский рок».
Если призадуматься, такой акцент на государственной образующей выглядит достаточно странно: когда речь заходит о музыкальном жанре, как правило говорят «рок-музыка» или «рэп-музыка», никоим образом не связывая их ни с государством, ни с языком, на котором опубликованы слова песен. А за сочетаниями «русский рок» и «русский рэп» стабильно зафиксировалась собственная особая смысловая аура.
Принято говорить о вторичности русского рока, так как первые российские рок-исполнители, на самом деле, воспроизводили западные эталоны.
В этом смысле понятие «русский рэп» довольно часто несет ироничное звучание, его производность строится в степень, когда русские рэперы стараются пародировать — не только лишь в музыке, однако даже в манере поведения — рэперам североамериканским, при том что это абсолютно различные цивилизованные системы.
В то же самое время, русской культуре вообще присущ выделенный литературоцентризм: знаменитая формула Е. Евтушенко «поэт в РФ больше, чем поэт» в целом определяет взгляд на литературу в РФ. Если оценивать танец в проекции на писательское творчество, то, наверное, необходимо признать, что в российской и североамериканской традиции число исполнителей, нацеленных на слова, приблизительно одинаково.
И, что в особенности любопытно, они не всегда располагаются в мейнстриме — наоборот, наиболее удачные и популярные у общественной аудитории рэперы именно к литературе отношения не имеют. В любом случае их слова могут быть хорошими, однако это далеко не более чем вербальное сопровождение музыкального ряда, думать это литературой серьезно никто не будет.
С писательской точки зрения можно сообщить, что русский танец сильно эксплуатирует тоническую систему стихосложения, и при компетентном раскладе это дает на самом деле интересные итоги.
Если филологическим взглядом посмотреть на танец, нежданно будет, что отыскать там что-нибудь совершенно неординарное, такое, чего на самом деле нет больше ни у кого, невозможно. Однако это далеко не минус, а, скорее всего, плюс: это снова подтверждает, что эти слова записываются в такие же парадигмы, которые мы обычно именуем литературой.
Вполне может быть, рэп-поэты используют какие-то способы более выпукло, специально обнажают лироэпическую форму. В своих самых лучших примерах рэп-поэзия демонстрирует работу со словом. Танец обожает сложные рифмы — неправильные, основные, внутренние, панторифмы, когда в 2-ух соседних строчках рифмуются все слова.
Рэп-поэты работают с ритмом, играют на инциденте и совмещении риторических пластов, довольно часто используют интертекстуальные механизмы — выдержки, аллюзии. Впрочем все эти способы придуманы, разумеется, не ими, такой подход отводит рэп-текстам собственное место на одной полке с самыми лучшими примерами современной лиры.
Рэп-исполнители, и в том числе российские, создают большие залы, их треки можно заметить в плейлисте, наверное, любого мужчину. Однако говорить о том, что бы делать слова рэперов элементом для изучения в школе, пока рано.
Прежде всего, школьный писательский канон — вещь реакционная, он меняется сложно, трудно и длительное время. Состав создателей и творений, которые я исследовал в школе несколько десятков лет назад, и то, что разбирают на уроках литературы современные подростки, отличается немного.
Так, под грифом «современная литература» в школьной платформе до сегодняшнего дня показаны Евтушенко, Высоцкий, Рубцов, прозаики-деревенщики — а это слова, которым более полвека. Новые, новые писательские появления в школьную платформу входят с большой натяжкой. Впрочем очень многие создатели этого, очевидно, достойны.
Если говорить о «старших современниках», полновесно и серьезно, а не мимоходом, необходимо изучать Бродского и стихотворцев его круга, к примеру, Е. Рейна.
Собственное место в школьной платформе должны занять Юрий Левитанский, Лев Лосев, В. Соснора, Тимур Кибиров, Д. Пригов, Алексей Растений, Ирина Шварц, из более юных создателей — Д. Воденников, Борис Рыжеволосый, Мария Степанова, Георгий Дашевский и прочие, более интересные стихотворцы. Но дело не только лишь в консервативности школьной программы.
Русский рэп — очень специфичный писательский материал, и не каждый наставник управится с ним на квалифицированном уровне.
В 2016 году большую известность обрела история, когда хабаровская старшеклассница предоставила за стихотворение Мандельштама трек одного из ведущих отечественных рэп-исполнителей и обрела за это прекрасно.
Неприятность не только лишь в том, что преподаватель не увидела замены, а, скорее всего, в том, что для разумного представления рэп-материала как отрывка современной писательской жизни учителю литературы необходимо уметь остро и подробно разбираться в наиболее своевременных цивилизованных контекстах, а это, как досадно бы это не звучало, не многим под силу. Впрочем, почему не разрешить, что лет через двадцать ситуация поменяется?
Может ли танец обойтись без музыки? Документ рэп-композиции, отгороженный от собственной музыкальной части и, что еще главнее, от эксклюзивного акта исполнения, делает ощущение рыбы, выволоченной на сушу. Танец — это звуковая лира, безбедная в собственной полноте.
И это то, чем рэп-поэзия отличается от рок-поэзии, которая, как демонстрируют многие ее публикации, вполне может жить как автономный лироэпический документ — к примеру, создания Александра Башлачева, Егора Летова, Янки Дягилевой, Д. Ревякина, Д. Озерского и прочих. Вероятно, по данной причине русские рэперы достаточно нечасто публикуют собственные слова в формате книги и так акцентируют неразделимость слова от музыки в своих треках.
Можно в роли опыта взять слова, которые воспринимаются на слух как что-то искусное, услышать работу со звукорядом, с рифмами, со текстурой строки, видеть, как сама читка некоторым образом создаст строфу. Однако когда ты наблюдаешь тот же документ в расшифровке, к примеру, на веб-сайте, появляется ощущение преданного ожидания, весь эстетичный эффект мгновенно пропадает.
Бесспорно, рэп-поэзия необычна, а самые лучшие ее эталоны в точности стоит отметить в автономный писательский жанр. И, вполне вероятно, что ее исследованием более крепко увлекутся филологи. Как это случилось с русским роком.